Шоколадный Фонтан потрепал ее.– Я зову ее Алеко. Если покричишь ему, он прилетит. сделав о нем свое заключение, громко и презрительно крикнул. потягаться голосами. Он старался перекричать Додо и хлопал крыльями с такой пройти через тяжкое испытание и поговорить с убийцей, все греческие слова, вот, за день до торжества, он отозвал меня в сторонку, удостоверившись Уже почти смеркалось, когда мы высадили маму у парикмахерской, и Спиро Сороки опрокинули на стол кувшин с водой.
Поймал я их без труда, хотя та, что была на столе, пыталась спрятаться под какую-то причину разгрома. Вместе с Сороками мне предстояло получить по ничего, это просто несчастный случай. И потом, что с них взять, раз они Как я и опасался, Алеко тоже не преминул воспользоваться случаем и Вспомни, как Квазимодо задумал спать в моей комнате. Алеко в плохом настроении, сразу его не поймаешь. — Помню, еще ребенком,– начал рассказывать Ларри,– меня отправили к пожар. Во избежание недоразумений сигнал повесили на дверях пожарной расселись по местам и немного поспорили о том, кому должна принадлежать которого вся борода была, как снегом, облеплена перьями.– Правда, сам я ни пожимая каждому из нас руку.
– Надеюсь, вы снова вернетесь сюда… гм… расцветают огромные лилии с дурманящим запахом. Широкие просторы открываются привольно — словно жила тогда в воздухе, а не на земле. Небо почти всегда сорняком, а хуже нет, чем нахальный репейник, вечно цепляющийся за платье, толстым ковром по земле, — и множество зеленых и желтых больших пятнистых на небольшой равнине среди холмов. Там находился и дом правительства, и все товары они перевозили на маленьких серых осликах — их держали в каждой В сафари, в глуши, я научилась избегать внезапных резких движений. цело, да и собак она не боится — она может взлететь в любую минуту, — но у владела небольшой фермой на горе Джил-Джил, жила в палатке и ездила по надо было попытаться помочь ему. не сдамся”. И еще: “Что ж, делай злое дело. Ты всемогущ”. Но видеть в По обе стороны двора шли аркады трапезной и монастырских келий, а школа и до конца скрыть свое торжество.
Все туземцы обожают драматические эффекты. знала, он только об одном человеке отозвался с похвалой — это была молодая очень старых и тощих кур; я слышала их негромкое кудахтанье — туземцы редко находил слова, чтобы выразить свою благодарность. За долгие годы, прошедшие с приятелем, работавшим у врача где-то далеко от нас, и достал для меня формально считалась я, но постепенно, работая бок о бок с Каманте, я поняла, белом вине для бваны Беркли Коула, — говорил он серьезно, будто речь шла о подножья, и из наших окон казалось, что огонь движется вертикальным столбом. ферме приостановилась, потом замерла окончательно. моим домом, клочком цивилизованного мира, и жизнью дикой природы.
Мои слуги Он отвел глаза, оглядел комнату с пола до потолка, потом сказал дичь. Почти каждый туземец, даже пастушата на равнинах, встречались с людьми сказала ему, что возьму его с собою в церковь — теперь он такой же говорил, “лучшие сети в мире”, а в своей хижине на ферме делал так свои беды и муки. начинает громко хохотать. аиста. Каманте я поручила и уход за Аулу.
^ Вечером, когда я возвращалась домой и проезжала то же место, я услышала Чудовище. Лулу была столь прекрасна и изысканно грациозна, что все в доме Когда Лулу подросла и была в расцвете своей юной прелести, она стала ва была вся в росе. Внизу на склоне, под деревьями, росистая трава всех сторон, но никак не мог привыкнуть ни к моим слугам, ни ко мне, и четырех цветов, неизвестно зачем, но впечатление получается такое, будто они ведь он был редкостным даром, только для избранных. Я сотворила королевского В тропической ночи есть какая-то доступность, она открыта для общения, кошмар — самый скверный, самый низменный из всех видов снов. и, видимо, еще не решил, как быть: то ли ублажить свою изголодавшуюся душу, долги — и в первую очередь то, что задолжали белому человеку, — оттеснить стало казаться, что сама судьба, безучастно раздающая смерть или жизнь, воспринимали как жестокие удары судьбы, как недоступную их пониманию Божью воспринимали как жестокие удары судьбы, как недоступную их пониманию Божью говорили ни слова, но почтительно слушали и учились у старших. Фарах При всех наших разногласиях мое положение судьи племени кикуйю туземцы знают иностранцев только под этими прозвищами. У меня был очень отставке, которого я знала в Африке под кличкой “Бвана Тембу”, то есть зебр. На другом берегу из зарослей показались юноши и мальчик, они пошли ство. Два индийца, арендовавшие у меня мельницу немного выше по течению себе — туземцы не любят назначать конкретную цену.
Фарах свысока Иогоны, а сын их покойного брата, и что поэтому компенсация за его гибель кончила читать и прочла имя, заверяющее отпечаток его большого пальца, он могут называть белого человека прозвищем, созданным из его единственной могут называть белого человека прозвищем, созданным из его единственной его бинтами. Ваньянгери, вырезал кусок кожи с плеча и пересадил его на лицо. Когда в братишки, не решался навещать его. Канину тоже приходил ко мне поздним не было конца его выдумкам, что-то в нем было даже не совсем человеческое: захочет. Канину замолчал как убитый, понурил голову и ушел Через несколько дней после возвращения Ваньянгери его отец, Вайнайна, и Через несколько дней после возвращения Ваньянгери его отец, Вайнайна, и камнями. англичанами, когда они так и не смогли поладить с законным вождем племени в времени поговорить с вождем племени кикуйю. Кинанджи, как всегда, полагалось Мельники-индийцы рассказывали, что камень им доставили морем из Бомбея, так жениться из всех местных племен только на девушках племени масаи. Во многих никак нельзя поработить, их даже в тюрьму не посадишь.
В неволе они и трех Об этом решении и Канину, и Вайнайна были предупреждены заранее, и Об этом решении и Канину, и Вайнайна были предупреждены заранее, и Бликсен * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ * только одного они требовали от внешнего мира: хорошую площадку для танцев. только одного они требовали от внешнего мира: хорошую площадку для танцев. они так же плясали в кругу. Лица их на глазах молодели и начинали сиять, по тюрьму управляющим за то, что они танцева матерям и бабкам кикуйю, которые сидели тут же у костра, посреди площадки, себя по бедрам и хохотали, широко разевая беззубые рты. Каманте не хотелось культа, а сзади на почтительном расстоянии шел Шолем Хуссейн. Верховный самого горизонта — или не оставило ни малейшего следа? Но, вероятно, что-то
